Пытаюсь сбить высокую температуру лекарствами и прохладной ванной. Лежу в холодной воде с гудящей головой и читаю про холокост. Моя кожа сходит с ума от внутреннего жара и внешнего холода, но становится легче.
А я лежу в прохладной ванне и читаю про холокост. Пропускаю все через себя. Наверное, мне не хватает трагедий в жизни. Мне не хватает безумных эмоций. Все смазано и притуплено. Как будто пуховым одеялом прикрыла свои нервы, и смотрю на всех через толстое пыльное стекло. Мне надоело притворяться и носить бесформенные свитера и мягкие вельветовые брюки. Девушка с четвертым размером груди и в струящейся юбке не может быть интеллектуалом. Подстраиваюсь под чужие привычные картины мира.
А так хочется быть соблазненной умным и прекрасным Человеком. Только бы выключить вовремя сарказм. Не хочу похабности и пошлости, хочу романтики и эротики. Хотя грань между ними тонка и проста: во внимании мужчин, которые мне не нравятся, вижу похабство, во внимании мужчин, которые нравятся, чувствую эротичность. Беда в том, что мне давно уже никто не нравится. У меня болит голова и заложены уши, у меня ангина и температура под 40, а я думаю о том, как бы хотела соблазнять и быть соблазненной.
Дико, но я чувствую себя красивой во время болезни. У меня заостряются скулы, волосы вьются еще сильнее, а губы становятся сухими, припухшими, яркими и пахнут корицей. Мои болезни пахнут мятой, медом и корицей. Теплым молоком и вишневым вареньем.
Синдром ОБВМ обостряется, и я начинаю писать грустные рассказы про то, какой бы я хотела быть, какой могла бы, про значимость выбора в нашей жизни или фатализм. И до слез кажусь себе невероятно талантливой. Впрочем, очарование вскоре проходит, и очередной, предварительно распечатанный, рассказ символично горит в раковине на кухне.